– Наверное, Влодек, – сказал Веслав. – Мы там бросаем на него подозрения.
– Ты что? – недовольно спросила я. – Крутыми яйцами?..
– Яйцами не яйцами, а он мог счесть это опасным для себя.
– Тогда бы он наверняка ещё гвоздями их прибил, чтобы потом изображать невинно страдающего. Это же мазохист! Уж скорей Збышек, ему всё это преступление сразу не понравилось.
– А я вам говорю, что снял сам убийца, – решительно заявил Лешек.
– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Януш. – Он тебе сказал об этом?
Лешек презрительно посмотрел на него.
– Думать нужно, панове, думать, – и он постучал себя по лбу. – Снять их должен кто-то, кому это было нужно. Витеку, может быть, и нужно, но он скорей бы руку себе отрезал, чем прикоснулся к чему-либо подобному. Збышек в последнее время нервничает, ему не до глупостей. А все остальные скорее добавили бы что-нибудь туда, чем сняли. Повод был у одного убийцы, а какой – этого уж я не знаю.
– Да, это вы здорово придумали, – съязвила я.
– Конечно, с вами мне равняться трудно. Уж как вы что придумаете, дорогая пани, так это, действительно, хо-хо!
Все эти размышления проходили в тоне милой дружеской беседы, совершенно не напоминающей следствие. Капитан, о котором мы почти забыли, сидел и молча слушал, только изредка задавая какой-нибудь вопрос. Одновременно он внимательно наблюдал за нами.
– А как вы думаете, – наконец поинтересовался он, – почему его убили? У кого был повод для этого?
Мы молча смотрели на него, потому что ответ на этот вопрос был страшно сложным. Почему именно Тадеуш оказался убит?
– У вас был повод, – внезапно сказал Лешек, ядовито поглядывая на меня.
– Какой?..
– Как это какой? Чтобы вызвать сенсацию, доказать свой талант ясновидца… или ясновидящей?.. И как это говорится, остаться в памяти потомков…
– В памяти потомков останетесь вы, как самый глупый человек нашего времени, – гневно отпарировала я. – С какой стати мне убивать Тадеуша? Да я не знаю, что дала бы за то, чтобы он оказался живым!
– Почему? – сразу спросил капитан.
Я замолчала, отдавая себе отчёт в том, что главное доказательство моей невиновности, причину, по которой желала бы Тадеушу долгой, полной успехов жизни, я должна старательно скрывать от властей, ведущих следствие. Ни за что на свете я не могла в этом признаться! Поэтому я молчала, а трое остальных, более осведомлённые о моих отношениях с покойником, смотрели на меня с интересом и беспокойством.
– Мы с ним вместе работали над одним проектом, – медленно сказала я после размышления. – Время уже поджимает, и если теперь его часть работы возьмёт кто-то другой и будет знакомиться с темой, тогда – всё. В срок мы ничего не сдадим.
– Но разве смерть одного из проектировщиков не освобождает вас от установленного срока?
– Нет, уважаемый пан, не освобождает, – грустно ответила я, припомнив наши обычные, многократно повторяемые шутки, что главный проектировщик, определяя срок, должен предвидеть все возможные катаклизмы, включая собственную смерть. В данном случае главным проектировщиком была я. Глупые шутки стали кошмарной действительностью.
– Ну хорошо… – сказал капитан. – А другие?
– Чёрт его знает! – ответил Януш. – Господи, что теперь будет! Резина, пиво, твой микрорайон, детский сад Витека… Всё, что делал Тадеуш! Страшное дело!
– Из этого вытекает, что, по крайней мере, для успешной работы бюро он должен был оставаться в живых, – утвердительно заявил капитан. – Я думаю, что если мы найдём мотив убийства, то найдём и убийцу.
– Я не была бы так уверена в этом, – вежливо сказала я.
– Почему вы так думаете?
– Ну, как-то так… У меня предчувствие…
– Ага, ваши предчувствия, как мне кажется, невероятно интересны. Особенно тем, что странным образом сбываются. Думаю, что мы ещё поговорим об этом, а сейчас я попросил бы вас пока оставаться на своих местах.
Он поднялся и вышел из комнаты, в дверях обернулся ещё раз и снова посмотрел на произведение, созданное Лешеком, долгим, внимательным взглядом…
– Ну и что теперь? – спросил Януш. Он сидел около своего стола, спиной к доске, и курил одну сигарету за другой, неуверенно глядя на нас. Веслав помешивал палочкой тушь в чернильнице, подсыпая туда понемногу графита от карандаша. Только потрясение, вызванное невероятной сенсацией, могло объяснить то, что никто из нас не запротестовал против этих действий, так как обычно мы берегли тушь как зеницу ока. Её постоянно не хватало, а распоряжающаяся всеми материалами Иоанна к просьбам о бутылочке туши относилась так, как будто подозревала нас в том, что мы пьём её или, по крайней мере, выливаем за окно. Лешек мягким карандашом рисовал какие-то каракули на неоконченном чертеже, прикреплённом к доске.
– Нужно всё обдумать, – решительно сказал он. – Это серьёзное дело, а не какие-то шуточки. Может, у нас появился маньяк, и Тадеуш – это только начало? Он по очереди передушит нас всех?
– Может, будем идти путём исключения? – предложил Веслав.
– У меня алиби, – твёрдо заявила я. – От прихода Тадеуша до выхода Януша я не двигалась с места, что милиция, надеюсь, установит. Я верю в народную милицию!
– Честно говоря, я верю, что это не ты, – признал Януш. – Сколько покойник был тебе должен?
– Пять с половиной тысяч. На них можно теперь поставить крест.
– Можно, можно. Ты, правда, бываешь невменяемой, но я никогда не поверю, что ты с лёгким сердцем отказалась бы от такой суммы. Нет, его убила не ты, я это подтверждаю!